«Мы все умрем, людей бессмертных нет
И это всем известно и не ново,
Но мы живём, чтобы оставить след.
Дом иль тропинку, дерево иль слово.»
Омар Хайям
Людмила Прокопьевна Котова, уроженка города Архангельска, жительница Северодвинска рассказывает о своей семье и военном детстве. «Дети войны», «Дети опаленные войной», так сегодня мы называем ветеранов, на детство которых выпали страшные годы Великой Отечественной войны. В жизни каждого человека находит отражение история его Родины, кому как не ей учителю истории по образованию и призванию, это знать. Проникновенный, умный человек и обаятельная женщина вместе со своей страной пережила все испытания, выпавшие на долю её поколения. Так случилось, что ее близкие живут за пределами нашей страны, а Людмила Прокопьевна верна своей Архангельской земле, своей России, сохраняя память о родных и близких. Надеемся, что эти странички станут началом, или главой книги, написанной Людмилой Прокопьевной Котовой.
«Мои воспоминания о военном детстве начну с короткого рассказа о моих родителях, о семье. Я, родившаяся в начале февраля 1938 года, отношусь к поколению детей войны. Сейчас мне идет девятый десяток лет. Слова «война», «фронт», «раненые», «убитые», «продуктовые карточки», «похоронка»… известны с раннего детства. Военное моё детство прошло в городке Лальск Кировской области.
Мы с сестрой появились на свет в студенческой семье: я — 2 февраля 1938, сестра — 15 мая 1939 г.
Родители архангелогородцы: Назаров Прокопий Максимович и Назарова (Шадрина) Нина Дмитриевна, учились в Архангельском медицинском институте.
Семья отца жила на улице Чумбарова-Лучинского, в том доме, который в начале войны сгорел от попадания фугасной бомбы, после чего семья оказалась в чердачной комнате, на «Чумбаровке», но, между улицами Выучейского и Серафимовича.
Семья мамы жила на проспекте Ленинградском в собственном доме под номером 141. Сейчас деревянных домиков там нет, не ходят и трамвайчики, но идёт строительство широкой магистрали, которая соединяет два моста через Северную Двину.
Мама окончила институт весной 1939 года, а папа через год, в 1940-м.
Время было очень тревожное. Началась II мировая война: Германия перешла границу Польши (Западная Европа), японцы оккупировали Манчжурию (Восток, Азия) и вдоль границы с Советским Союзом расположили свою Квантунскую армию, считавшуюся тогда неуязвимой.
Лето 1939 года родители провели вместе в городе Лальск, т.к. папу туда направили на преддипломную практику. Затем, почти на 7 долгих лет семья была разделена, в спокойную жизнь молодой семьи вторглась война.
В 1940 году папа окончил институт, получил диплом, но в Лальск уже не вернулся. Страна стояла накануне вторжения врагов на Дальний Восток и на Западе, со стороны европейских стран, уже оккупированных германскими войсками. Сразу же был призван в ряды Красной Армии, подстрижен и одет в солдатскую форму, отправлен на Дальний Восток на границу с Манчжурией. Фото папы солдата бережно хранится в семейном альбоме уже много лет.
Так мама осталась одна с двумя малышками, мне было 3,7, а сестренке всего 2 года, к началу нападения на страну. Примерно с этого возраста или с 4-х лет я запомнила многое. Чем старше я становилась, тем чаще и подробнее вспоминала военные годы, проведенные в Лальске.
Сначала мама работала в амбулатории местной бумажной фабрики. Жили мы в одноэтажном доме при амбулатории. За нами с сестрой приглядывала девушка по имени Нюра из соседней деревни, куда она меня однажды водила.
Маму вскоре перевили работать в Лальске в центральную районную больницу. Помню небольшой двухэтажный дом, в котором на 1-м этаже были кабинеты для приема больных, на 2-м несколько комнат для семей медперсонала, во дворе вытянувшееся одноэтажное здание — палаты, стационар и домик-кухня, сеновал и конюшня. Больничный двор протянулся вдоль берега реки Лалы. Перед входом на территорию больницы развалины церкви. От больницы шла центральная дорога в центр, где была действующая церковь, военкомат, библиотека, книжный магазин, школа, детский дом (сюда, уже во время войны, поместили детей из блокадного Ленинграда).
В больнице работали два врача: мама и Екатерина Алексеевна Печорина. У неё тоже были две дочки, наши ровесницы — Аля и Галя.
Помню, как в свободные минутки, мама забегала в комнату, чтобы проведать нас и узнать — не пришло ли письмо от папы. Письма-треугольнички. Без марки. Письма с фронта.
В декабре 1941 года шли ожесточенные бои под Москвой. Часть, где служил папа, перебросили под Ржев (город на подступах к Москве). Здесь начался его боевой путь: от Ржевска, через Белоруссию, Польшу, до порта Росток в Германии, от рядового солдата до майора медицинской службы. Сохранилась фотография, на которой отец получает орден «Красной Звезды». Происходит это на территории поверженной Германии.
Но вернусь к нашей жизни в тылу. На станции Луза (Кировская обл.) были во время войны госпитали. Мама и Екатерина Алексеевна по очереди уезжали туда работать. За нами присматривали санитарочка, звали её баба Саня — Александра Павловна Савинская. Ещё перед войной умер её муж, детей у них не было. Приезжала бабушка, мамина мама, из Архангельска. Она, как челнок, курсировала между Лальском и Архангельском. А дома оставался муж, потерявший зрение в результате глаукомы. В доме с ним оставались внуки: Неля, Витя, Алик и невестка Лида, работавшая на Архангельском холодильнике, там, где была пристань — остановка пароходов «Москва» и «Балхаш», перевозившие пассажиров между левым и правым берегами Двины.
Уже сначала войны стали приходить похоронки. В папиной семье Назаровых погиб брат отца Александр, в маминой — без вести в районе Житомира пропал брат Федор, он же был младшим в семье, потом пришла похоронка и на другого сына Александра мужа Лиды, их сыну Алику, было тогда 3 года. Старший сын Борис работал на закрытом предприятии на Кольском полуострове, его жена Надежда Шадрина всю войну служила хирургом в специальном поезде-госпитале, после войны семья воссоединилась, вернули дочь Галю от бабушки из Вологодской области. В мирное время у дяди Бори и тёти Нади появились 2 сына и назвали их в честь погибших — Александром и Фёдором. Тётя Надя работала в больнице имени Семашко. Галя окончила Архангельский медицинский институт, заменив фамилию «Шадрина» на «Кудрявцеву», выйдя замуж за однокурсника моей сестры Валерия. Валерий трагически погиб, вскоре умерла и Галя. И только во время похорон мы узнали, что наша Галя защитила докторскую диссертацию и была профессором, «Профессор» так было написано под её фотографией на памятнике. А мы и не знали…
В дни дежурств в госпитале мама иногда меня брала с собой в Лузу, чтобы бабушке было полегче. Сюда же приезжали медицинские работники из других населенных пунктов Кировской области. Они тоже привозили с собой детей. Днём мы были при родителях, в отведенной общей комнате, наверное кто-то за нами присматривал. Нам разрешали заходить в палаты где лежали выздоравливающие. Мы рассказывали сказки, стишки, просто разговаривали. Я хорошо помню палату, заставленную кроватями, мужчин, лежащих на них. Они, наверное, нас уже ждали. Я подошла к дяденька, кровать которого стояла напротив двери. Наверное мы о чем-то беседовали. Затем он выложил на кровать много спичечных коробков и сказал: «Это вагончики. Мы сделаем целый поезд.» Состав получился, как настоящий. Я помню этот случай, как будто это было совсем недавно. На ночь нас укладывали всех на топчан вдоль стены, всех рядышком, девочек и мальчиков.
Иногда женщины, вместе с нами детьми, собирались по вечерам у знакомых в частном доме. Мы играли на кухне, они сидели за столом, обсуждая события на фронте.
Помню, как в нашем детском садике появились новенькие. Девочки и мальчики были очень печальные, ходили парами по кругу в нашей игровой комнате, а мы, «детсадовские» стояли вдоль стен и слушали их пение. Тогда я впервые услышала песню со словами «Киев бомбили, нам объявили, что началась война». Это были дети из блокадного Ленинграда. Утром они уходили в школу (она была рядом), а после уроков в садик — что-то вроде современной «продленки». Прошло с тех пор много лет, и каждый раз, когда я слышу эту песню, вижу тех детей и нас, прижавшихся к стенке зала.
В одном из 2-х этажных домов разместился детский дом, в котором жили дети из Ленинграда от малышей до школьников. Впервые увидела: вдоль дома на длинной скамейке лежало несколько свёртков в одеялах, в них были «груднички», они спали на воздухе.
Моя мама подружилась с директором детского дома Левиной, имя моя детская память не сохранила. У неё были сын и 2 дочери-близняшки, наши ровесники. Одну из девочек звали Люся, запомнила её имя потому, что мы с ней обе Людмилы, но меня звали «Люда», а её почему-то «Люся», она была очень красивая, с черными вьющимися волосами. Нас с сестрой приглашали на утренники. Скамейки стояли ярусами — амфитеатром. и это было очень необычно для нас. Дети пели, танцевали, читали стихи, и моя сестра, соскочив со своего места, бежала к ним, принимая живое участие в концерте. Очень жаль, что эти воспоминания стали приходить в глубоком возрасте, и восстановить их становится всё труднее. В марте 1946 года наша семья покинула Лальск. За нами приехал папа.
Отец на фронте получил контузию, переболел дизентерией, лечился в госпитале, после чего отпустили навестить семью. Помню, как с мамой и другими женщинами с детьми стояли у военкомата, долго ожидая машину. Потом все радостно обнимались, детей отцы брали на руки. И меня папа поднял на руки, а я спросила его: «Папа, а куклу ты привёз?». Мама мне никогда не говорила об этом, но став старше и, прокручивая в памяти важные события моего детства, со стыдом вспоминаю свой вопрос.
Вспомнился еще случай. Были мы в гостях на фабрике. Возвращаемся. Вечер. Звёзды. Белый снег. Папа в шинели и сапогах… И вдруг он падает на снег, раскинув ноги и руки. Смотрит в ночное небо и радуется. И только взрослой я поняла: да это же счастье: живой, тишина, снег, звёзды, жена, дети…
Побывка закончилась. А война продолжалась. Но шел уже 44-й год…, затем наступил 45-й. Не помню, в котором из них был в Лальске Крестный ход. В городке действующими были две церкви. Мы, ребятишки, тоже были в этой процессии, заходили в храм.
Год 1945-й. Помню: весна. Пасха. Бабушка испекла кулич и сделала небольшую творожную пасху.
Однажды днём в комнату вбежала взволнованная мама: «Людочка, включи скорее радио! Сейчас будет важное сообщение». Это сообщение ждали 1418 дней и ночей. Ждали треугольнички-письма, вестей от родных и близких, вместо них часто получали похоронки…
Скорбь и радость. И вот оно главное слово — ПОБЕДА!
После окончания войны воинскую часть, где служил отец перебросили в Западную Украину в город Коломня, но вскоре его демобилизовали и мы вернулись в Архангельск. Папу назначили главным врачом в городскую больницу № 14, что на лесозаводе № 4, маму ЛОР-врачом. Здесь мы с сестрой учились в школе № 77. После окончания школы я поступила в Ленинградский педагогический институт имени Герцена на исторический факультет, а сестра в Архангельский медицинский институт. После завершения учебы мы с сестрой оказались в Молотовске (сейчас Северодвинск). Сюда переехали и наши родители: отец работал рентгенологом, мама — ЛОР-врачом, здесь оба вышли на пенсию.»
